Они строили Жирновск

Ещё шла война

…Четвертого февраля 1943 года мы, сорок мобилизованных ещё в ноябре еланских парней, наконец-то добрались до только что освобожденного Сталинграда. Сначала жили в своих же вагонных теплушках, потом в очищенном подвале разбитого здания неподалеку от площади Павших Борцов. Разбирали целыми днями руины в центре, позже нас перебросили в Красноармейск и Бекетовку, где я служил в комендантском взводе. А в июне 1944-го перевели на восстановление завода им. Петрова, или, как его тогда называли, завода тяжелого крекингового оборудования-ЗТКО. Восстанавливался он по специальному постановлению Государственного Комитета Обороны в числе первоочередных объектов промышленности Сталинграда.

Соблюдался режим воинской дисциплины, с утренними построениями, питание тоже было воинское, только теперь оно в  основном состояло из сухого пайка. Нас, воинов, без раскачек стали приучать к строительному делу. Приучали так: днём работали на объектах завода, а ночью отправляли на деревообрабатывающий завод им. Куйбышева. Наши ребята становились за рычаги пилорам и под присмотром опытных работников приступали к распиловке бревен. От таких «университетов» некоторые просто падали от усталости. Им давали какое-то время  отдохнуть и снова будили… Сюда же нас водили каждые десять дней на санобработку…

…До войны в Сталинградской области никакой нефтяной промышленности не было. Но в связи с правительственным постановлением, основанным на данных о разведке нефтяных месторождений Поволжья, приняли решение о строительстве завода по производству оборудования для переработки и хранения нефти и нефтепродуктов.

Ещё до войны был построен и пущен в эксплуатацию небольшой механический цех. Были также выложены стены главного корпуса механического цеха, смонтированы колонны и фермы нефтеаппаратного цеха, почти полностью закончены стены его бытовых помещений.

Со строительством жилья  на этом заводе явно тогда отставали. Выше завода, даже выше автомагистрали «Красноармейск-Ельшанка-центр города», до войны заложили лишь несколько фундаментов под жилые дома, возвели под кровлю детсадик. Фундаменты эти из монолитного бетона были выполнены полностью, но не перекрыты.

И первое, что мы делали на заводе, эти перекрытия, чтобы самим поселиться в подвалах. Пока мы ловили на Волге бревна для настила, нам привезли изготовленные тут же, на заводе, двухъярусные койки. Так два перекрытых подвала стали самым первым общежитием для рабочих и строителей завода им. Петрова.

Первой для меня серьёзной работой непосредственно в зоне завода было изготовление деревянной опалубки для бетонирования башмаков-стаканов под металлические колонны нефтеаппаратного цеха (НАЦ-1). К тому времени я уже овладел начальными навыками столярного ремесла, а плотницкому делу деревенских парней особо учить не требуется.

Весной 1945 года все строители завода, чуть позже и приданные  строительству немцы, мобилизованные гражданские жители Германии, так называемые «интернированные», и довольно большой контингент расквартированных заключенных были объединены  в СМУ-1 Союзного треста «Нефтемашстрой», на базе которого позже родился тоже Союзный трест №22. Но это, как говорится, по бумагам, юридически. А по сути – биография треста началась с тех первых колышков ЗТКО в системе Главнефтезаводстроя, то есть ещё до войны. Но это официальная дата рождения СМУ-1. Победная весна 45-го – тоже волнующий момент для начала отсчета биографии. Ведь 22-й трест, правопреемником которого является Волгограднефтегазстрой, в свою очередь был наследником СМУ-1 Нефтемашстроя. В общем «бабушка, отец и сын».

…Было, помню, около десяти часов утра. В цехах, на площадках вдруг всё оживилось, забегали люди, стали кричать: «УРА! Победа!.. Все к конторе завода!..» Когда мы туда прибежали, то там уже стояли конторские и рабочие механического цеха. На столбе висел репродуктор. Строгий, немного натянутый, отчего казавшийся тоньше обычного, голос Левитана сообщил о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Многие кидали вверх кепки и шапки, некоторые женщины просто упали на землю и рыдали, другие плакали стоя и молча…

Строки эти я пишу уже в начавшиеся девяностые годы, когда и о войне, и о послевоенном возрождении появилось много новой, порой достаточно спорной, а то и просто клеветнической литературы и публикаций в периодике. Иногда касаются эти писания участия военнопленных и мобилизованных немцев в восстановлении  Сталинграда, некоторых стройках. Это никогда не было ни для кого особым секретом, но подчас охотники до сенсаций  договариваются до того, что приписывают военнопленным чуть ли не какой-то «огромный вклад» в восстановление и строительство Сталинграда. Да, они работали и на расчистке территорий, и на строительстве ряда объектов, и вообще использовались везде, где это считалось нужным. Но город подняли из руин не они. Они, или их соратнички, его в руины обратили… Но из песни слов не выкинешь, расскажу немного, что помню и знаю о немецких пленных, да и не только о немецких…

Где-то в полукилометре от завода строился большой лагерь для приёма пленных власовцев. В нём было около десятка землянок 12 на 5 метров. Высокое двухрядное проволочное ограждение со сторожевыми вышками и мрачноватой проходной. Начинали его строить ещё немцы, попавшие в окружение в Сталинграде, а завершали уже военнопленные из Германии. Разместили их в подвальных помещениях бытовок НАЦ-1. Строили они, в общем-то, сносно, но уж очень медленно по нашим меркам, хотя было их более двухсот человек.

С питанием тогда всем было худо… Кухня у военнопленных имелась своя, и готовили они сами. Порции, конечно, были скромными… Многие из пленных из-за морозов и недоедания часто болели. Похороны они выполняли своими силами, стараясь исполнить религиозные обряды, на каждой могиле устанавливали по одному бордюрному камню…

Дисциплина у них была жесткая. Распорядителем и законодателем на работе и в лагере значился военный в чине, по-моему, чуть ли не генерала. Он немного прихрамывал и ходил с солидной тростью… А уж если провинность была серьёзной…

В обеденный перерыв в их зоне все выстраивались в спиралеобразную очередь к передвижной кухне, из которой раздавали обед. При такой очереди приходилось несколько раз удаляться и снова приближаться к месту раздачи питания. И некоторые, особенно молодые пленные не выдерживали такого испытания – они «пробивали» двух-трехрядную очередь и в считанные секунды оказывались у котлов, зачерпывая котелками пищу… Но такой нарушитель сразу получал весомый удар, и его относили в сторону.

Пишу это не для того, чтобы вызвать жалость, хоть она всегда в наших православных душах.

Но голод есть голод. И измученный человек – не работник. Поэтому где-то к осени сорок пятого года вышел приказ об улучшении бытового устройства пленных, утеплении лагерных помещений, санчасть обеспечили «неплановым питанием».

В рядом расположенной зоне жили гражданские пленные, в том числе девушки из Берлина. Мне иногда приходилось брать их по «разнарядке» для работ и приводить обратно в зону. Давали мне 5-6 дополнительных талонов на питание, в конце работы я раздавал их отличившимся…Честно говоря, было немного не по себе, что работают у нас кроме фашистских вояк мирные девчата. Тем более, что со временем наш климат и слишком скромная пища делали свое дело… Но ведь рядом, на строительстве завода, не меньше, а больше, чем им, приходилось работать нашим, далеко не сытым девушкам и женщинам… Вот такое было время. Вскоре немецких девушек отправили на родину.

Странно устроен русский человек. Вот по прошествии лет вспоминаю про всё это – и ни злости, ни презрения, ни какой-то мстительной брезгливости к тем немцам не испытываю, да и, честно говоря, не испытывал и тогда. Только стоят перед глазами две худолицые девушки с большими глазами – переводчицы Марта и Герта. Даю им талоны на дополнительные пайки, чтобы они раздали их своим «передовикам» из числа военных и гражданских пленных, а они находят силы пошутить: «Виктор, тебе уже двадцать, а ты ещё такой маленький, расти высокий, а то невесту не найдешь…». Как давно это было…

…Из столярного цеха меня уже давно перевели в бригаду плотников. А однажды приказали явиться на один из объектов завода. Там в валенках, в ватных брюках и фуфайках сидели на бревнах женщины. Это был так называемый «спецконтингент» из расконвоированных заключенных.

– Назначаем тебя бригадиром плотницкой женской бригады, – сказали мне.

Со временем численность этой моей бригады выросла до шестидесяти человек! Шкурили бревна, протесывали топорами на один, а то и на два канта бревна по заданному размеру и даже делали всевозможные «замки» и стыковку этих бревен. Сделать кровлю для этих женщин стало привычным делом. Укладывали стропила, делали обрешетку.  И выполняли ещё много всевозможных плотницких работ. В том числе собирали финские домики.

…Однажды, в самом конце  сорок пятого, на территорию района прибыл поезд с теплушками. Вместо власовцев привезли наших военнопленных, попавших к немцам по разным причинам. Все они уже прошли не один фильтрационный лагерь, но и здесь их поселили в только что отстроенную и надежно охраняемую зону…  Они откровенно и справедливо возмущались, что на родной земле снова приходится быть за колючей проволокой.

А ночью… разоружили охрану, свернули оба ряда «колючки» вместе со  столбами в рулоны и сбросили в глубокий овраг… Местное руководство было в шоке, из центра города прибыл отряд милиции… Но постепенно всё успокоилось, стали они жить в том же лагере, но без ограждения. Эти бывалые ребята и стали внушительной силой на  строительстве завода и поселка.

А позже из их рядов вышли знаменитые стахановцы и ударники. Одну из таких бригад поручили возглавить мне, работали мы на строительстве сборных домов. Копали грунт, бетонировали фундаменты, собирали стены, делали кровлю. Десятки таких домиков вырастали на глазах, превращаясь в улицы.

Но долго на этом участке мне работать не пришлось: получил травму, удерживая вместе с ребятами обрушившуюся однажды ферму на доме повышенной площади.

И ведь не спешил, дурак, в медпункт, несмотря на острую боль в паху! Погнала меня туда Анна Михайловна Крюкова, наш начальник участка. Так я оказался учеником нормировщика…

Анну Михайловну Крюкову начальником жилучастка назначили недавно, ей не было и тридцати, по нынешним временам девчонка, а тогда… Форма одежды у неё была тогда одна на все случаи жизни: резиновые сапоги, брюки, фуфайка и шапка. Рост выше среднего, движения резкие, указания четкие, короткие и ясные. Вникала во все, даже в незначительные недоразумения и неясности… Позже Анна Михайловна возглавила труднейший делоотдел, а потом комбинат подсобных предприятий, основную базу всего треста, но тяжелая болезнь не позволила ей долго поработать здесь и вообще в тресте… Очень нам было жаль тогда расставаться с ней…

Покой нам даже и не снился…

…Никитин Николай, нормировщик жилищного участка строительного управления №1 треста 22. Его возраст – около тридцати, среднего роста, блондин, немного полноват, с мягкой,  вроде неторопливой походкой. Голова как-то неестественно немного склонена на левый бок. Профессией нормировщика владел, что называется, в совершенстве, считал её важнейшей для организации работы людей. Секундомер на цепочке всегда носил в кармане.

Проведение хронометража на рабочем месте, проверка секундомером времени, отведенного по нормам на ту или иную операцию – это его стихия. Причём к «писанным» законам относился он с недоверием. Например, на выполнение одной из операций при штукатурке стен отводилось в госсправочнике меньше времени, чем по его данным. Полгода он вёл упорную переписку с ведомством по труду и зарплате министерства и своего добился! В очередное издание справочника была внесена его, никитинская, поправка. В ней, благодаря безызвестному сталинградскому нормировщику из треста №22, предусматривалось теперь увлечение времени на единицу продукции, а значит и повышение расценки и увеличение зарплаты рабочим. Как благодарили его наши штукатуры! А вместе с ними заочно и все отделочники-строители страны.

Нормировщик, старший нормировщик, инженер по труду Николай Иванович Никитин был человеком, без преувеличения, уникальным. Семьдесят, а то и больше, процентов цифр времени и расценок на производстве строительных работ знал наизусть, не заглядывая в справочники.

– Нормирование – это наука, и её должен познавать каждый, – часто говорил Никитин.

Я благодарен своему учителю сороковых годов за ту науку, она мне пригодилась на протяжении всей трудовой жизни…

…Как-то зашёл к нам в участковую контору один из руководителей СУ-1.

– Что-то ты здесь засиделся, парень, – сказал он мне. – Я так думаю, что тебе пора вернуться на производство. Зря, что ли, ты в свою прежнюю бригаду наведываешься частенько? Что удивляешься, мы и это знаем. Но ты нам теперь не на жилучастке нужен. Берись, Виктор Никифорович, за промстройку.

Так я снова оказался на промплощадке. К тому времени все колонны и фермы НАЦ-1 были уже смонтированы. Сюда и назначили меня на должность мастера. Бригада каменщиков Аркадия Боева приступала к кладке стен из шлакоблоков. Другая бригада кровельщиков-монтажников Алексея Шишкина взялась за укладку железебетонных плит перекрытия и утепление их шлаком. Продолжалось бетонирование фундаментов под оборудование и его монтаж.

…Бригада Леши Шишкина по металлическим прогонам, уложенным по фермам, устанавливала железебетонные плиты. Но прежде, чем приступить к этой работе, надев монтажные пояса, двое из бригады забирались на высоту двадцать один метр и веревкой поднимали туда одну дощечку… Это же высота!.. Потом ещё одну подтягивали, связывали их между собой и прикрепляли к металлической ферме и прогону. Потом ещё одна доска, ещё одна… Получается надежный настил, уложенный по прогонам. По отдельным деталям поднимали туда части крана ДИП, собирая его на настиле. И вот кран готов. Вниз, на двадцатиметровую глубину, ушёл грузовой крюк. И вот пошла вверх первая железобетонная плита размером почти в один квадратный метр. Один! А перекрыть надо этими плитами кровлю цеха в несколько гектаров! Сколько нужно этому крану сделать «вира!»? И все-таки мы верили, что догоним эту Америку, недаром и краны и станки так называли: ДИП, то есть – догнать и перегнать.

…В один из дней вся бригада Шишкина ушла с кровли на обед и в это время… не выдержал нагрузку нижний пояс одной из ферм и она рухнула… Вниз полетели железебетонные плиты, шлак, стяжка. Ферма же, прогнувшись вниз, оперлась на случайно оставленный под ней мостовой кран. Дальнейшего падения, к счастью, не произошло. Внизу, в цехе, то место, над которым работали монтажники, всегда огораживалось веревкой с флажками.

Все вроде обошлось благополучно. Но ведь всякое могло быть, поэтому мы подогнали к месту аварии ещё один мостовой кран, выложили  клетки из шпал и домкратами все поставили на место… Заменили нижний пояс фермы, и работа продолжалась. Фермы снова гудели от собственного напряжения и от ударов горизонтальных трамбовок, уплотнявших стяжку. Позже разбирались с происшедшим. Этот первый пролет ферм от бытовок был смонтирован ещё до войны. Но кто бы мог подумать, что случайная бронебойная пуля пробьет нижний пояс фермы и однажды случится такое?..

Заканчивались работы по отделке НАЦ-1, а в печи термического цеха уже пытались втолкнуть две железнодорожные платформы с мнимыми заготовками для термообработки. Вскоре печи эти начали накапливать нужную температуру,  и дело пошло.

Павел Иванович Кузьменко и все рабочие промучастка были в хорошем настроении. Мы понимали, что совсем скоро эти громадные цеха начнут работать на полную мощность. У меня тоже было такое настроение, как  будто дом родной себе только что выстроил… С утра до вечера бегал по цехам, от бригады к бригаде, с головы до ног вымазанный всевозможными красками.

– Ну, что, мастеришь? – спрашивали меня работники управления.

– Мастерю, мастерю…, – отвечал и невольно улыбался…

Как давно это было… И мы ведь вправду верили, что обязательно догоним эту Америку.

Продолжение следует.